топот лошадей по размытой дороге стих

О, что за тройка! Что за вольный бег!
В клубах кипучих скрылись пристяжные,
Растаяли, оставив дымный след, -
Манили тройку дали голубые.

- Постой, голубушка, возьми меня с собой!
Объять хочу простора необъятье.
Смиренно облако плыло над головой -
Как ты недолго, призрачное счастье.

Рано утром приходят в скверы
Одинокие злые старухи,
И скучающие рантьеры
На скамейках читают газеты.
Здесь тепло, розовато, влажно,
Город заспан, как детские щеки.
На кирпично-красных площадках
Бьют пожарные струи фонтанов,
И подстриженные газоны
Размалеваны тенью и солнцем.

Вот и все - ничего не случилось,
Просто шел по улице парень,
Пил повсюду воду с сиропом,
А за парнем шагала лошадь.

Это странное стихотворенье
Посвящается нам с тобою.
Мы с тобой в чудеса не верим,
Оттого их у нас не бывает.
1958

По-над
Речкой
Ходят кони
Вороные и гнедые,
Покормлю
Коней с ладони
Я горбушками ржаными.

Подзову
И оседлаю
Скакуна из самых лучших,
И по берегу,
По краю
Поскачу
Туда, где тучи

Небо густо,
Зачернили,
Ночи выйдя на подмогу..
Пахнут сумерки
Ванилью
И надеждой
На дорогу.

Небо
Вызвездится
Щедро,
За излучиною речки
Необъезженные ветры
Полетят
Ко мне навстречу.

Обдадут
Степною пылью
И поманят в край далекий,
В ту страну,
Где станут былью
Все тревоги и мороки.

В ту страну,
Где ходят кони
Вороные и гнедые,
Ждут, чтоб их
Кормил с ладони
Я горбушками ржаными.

Всадник ехал по дороге,
Было поздно, выли псы,
Волчье солнце - месяц строгий
Лил сиянье на овсы.

И внезапно за деревней
Белый камень возле пня
Испугал усмешкой древней
Задрожавшего коня.

Тот метнулся. Темным бредом
Вдруг ворвался в душу сам
Древний ужас, тот, что ведом
В мире только лошадям.

Дальний гул землетрясений,
Пестрых тигров хищный вой
И победы привидений
Над живыми в час ночной.

Очи круглы и кровавы,
Ноздри пеною полны,
Конь, как будто топчет травы,
Разрывает грудью льны.

Он то стелется по шири,
То слетает с черных круч
И не знает, где он - в мире
Или среди черных туч.

Утро. Камень у дороги
Робко спрятал свой оскал,
Волчье солнце - месяц строгий
Освещать его устал.

На селе собаки выли,
Люди хмуро в церковь шли,
Конь один пришел весь в мыле, -
Господина не нашли.

Ни шпорой, ни плетью коня не тронь,
Не надо вступать с ним в спор.
Но может в пути минута прийти -
И почувствует взнузданный конь
Хлыста остроту, и железо во рту,
И стальные колесики шпор.

Привет тебе, старуха-кляча,
И горсть овса к нему в придачу.
Хоть ты теперь скелет ходячий,
Но ты была
Когда-то лошадью горячей
И рысью шла.

Ты глуховата, слеповата.
Седая шерсть твоя примята.
А серой в яблоках когда-то
Была она.
И твой ездок был тоже хватом
В те времена!

Лошадкой ты была на славу.
Хозяин был тебе по нраву.
И я гордиться мог по праву,
Когда с тобой
Любую брали мы канаву,
Подъем любой.

Тебя с полсотней марок вместе
Родитель дал моей невесте.
Хоть капитал - скажу по чести
Был очень мал,
Не раз добром подарок тестя
Я поминал.

Когда я стал встречаться с милой,
Тебе всего полгода было,
И ты, за матерью кобылой
Трусила вслед.
Ключом в тебе кипела сила
Весенних лет.

Я помню день, когда, танцуя
И щеголяя новой сбруей,
Везла со свадьбы молодую
Ты к нам домой.
Как любовался я, ликуя,
В тот день тобой!

Перевалив за три десятка,
Ты ходишь медленно и шатко.
С каким трудом дорогой краткой
Ты возишь кладь,
А прежде - чья могла лошадка
Тебя догнать?

Тебя на ярмарках, бывало,
Трактирщики кормили мало,
И все ж домой меня ты мчала,
Летя стрелой.
А вслед вся улица кричала:
- Куда ты? Стой!

Когда ж с тобой мы были сыты
И горло у меня промыто, -
В те дни дорогою открытой
Мы так неслись,
Как будто от земли копыта
Оторвались.

Ты, верно, помнишь эти гонки.
С обвислым крупом лошаденки
Теснились жалобно к сторонке,
Хоть я не смел лозою тонкой
Тебя стегнуть.

Всегда была ты верным другом,
И нет конца твоим заслугам.
Напрягшись телом всем упругим,
Ты шла весной
Перед моим тяжелым плугом
И бороной.

Когда глубокий снег зимою
Мешал работать нам с тобою,
Я отмерял тебе с лихвою
Овес, ячмень
И знал, что ты заплатишь вдвое
Мне в летний день.

Твои два сына плуг мой тянут,
А двое кладь возить мне станут.
И, верно, не был я обманут,
Продав троих:
По десять фунтов чистоганом
Я взял за них.

Утомлены мы, друг, борьбою.
Мы все на свете брали с бою.
Казалось, ниц перед судьбою
Мы упадем.
Но вот состарились с тобою,
А все живем!

Не думай по ночам в тревоге,
Что с голоду протянешь ноги.
Пусть от тебя мне нет подмоги,
Но я в долгу -
И для тебя овса немного
Приберегу.

С тобой состарился я тоже.
Пора сменить нас молодежи
И дать костям и дряхлой коже
Передохнуть
Пред тем, как тронемся мы лежа
В последний путь.

Ты славной клячею была,
И вот узнал я с грустью,
Что по реке ты поплыла
И доплыла до устья.

Кобылой доброй ты слыла,
Когда была моложе.
А нынче к морю уплыла,
Оставив людям кожу.

Давно, покорная судьбе,
Лишилась ты здоровья,
Как все, кто возит на себе
Духовное сословье!

Люблю согласное стремленье
К столбу летящих лошадей,
Их равномерное храпенье
И трепет вытянутых шей.

Когда вначале свежи силы,
Под шум о землю бьющих ног,
Люблю задержанной кобылы
Уверенный упругий скок.

Люблю я пестрые камзолы,
В случайный сбитые букет,
И финиш, ярый и тяжелый,
Где миг колеблет "да" и "нет".

Когда счастливец на прямую
Выходит, всех опередив,
Я с ним победу торжествую,
Его понятен мне порыв!

Быть первым, вольно одиноким!
И видеть, что близка мета,
И слышать отзвуком далеким
Удары ног и щелк хлыста!

Александр, мне нравится ваше творчество, Вы умеете очень тонко передать чувства и эмоции своей беспокойной души. И песни к этим стихам исполняют, как правило, достойные люди. Это не лесть, говорю - как есть. С уважением - Тамара.

Обидел я Музу мою.
Ушла она, платьем шурша.
Печаль я лелею свою -
Стихов не пишу ни шиша.

Увидел в окно, как она
На белых садится коней.
На небе рыдает луна,
Рыдаю и я вместе с ней.

Помчались тут кони вдруг вскачь
И с Музой пропали в горах.
Что делать-то? Плачь хоть, не плачь,
В душе моей копится страх.

И мысль мне внезапно пришла -
В пещеры стремится она!
С ума моя Муза сошла -
Как будет она там одна?

Кого ей в горах вдохновлять?
Кого ей там рифмам учить?
Болеть будет там и страдать -
Как в этих пещерах ей жить?

А я буду так далеко
В квартире тепло и светло.
Есть водка, коньяк и пивко.
Так что же на Музу нашло?

Ах, да! Догадался я всё ж
Стихи не по нраву пришлись
Ну, что с тебя, Муза, возьмёшь?
Ты лучше сама поучись.

Все стали прислушиваться. В застывшем воздухе гулко разносился стук копыт, - лошадь поднималась на холм у Лонгпадла, только что миновав цыганский табор в Нижнем Уэзербери.

- Батюшки мои! Уж и будет же нас распекать хозяйка, как воротится домой, дурачьем обзовет! - простонала Мэриен. - Ах, зачем это не приключилось при ней, - тогда не быть бы нам в ответе!

- Мы должны его нагнать! - решительно заявил Габриэль. - Я буду за все в ответе перед мисс Эвердин. Скорей в погоню!

- Как бы не так, - возразил Когген. - Наши лошади тяжелы на ногу, все, кроме Крошки, но куда же она одна на двоих! Вот если б нам заполучить ту пару, что там за изгородью!

- Постойте-ка здесь, я мигом слетаю, - сказал Габриэль и побежал по склону холма к ферме Болдвуда.

- Вот и хорошо, - отвечал Когген. - Я знаю, по какому делу он отлучился.

Не прошло и пяти минут, как прибежал Оук, в руке его мотались два недоуздка.

- Где вы их разыскали? - спросил Когген и, не дожидаясь ответа, перемахнул через изгородь.

- Под навесом. Я знаю, где они лежат, - на ходу бросил Габриэль. Умеете вы, Когген, скакать без седла? Некогда седлать.

- Мэриен, ложитесь спать! - крикнул Габриэль, перелезая через изгородь.

Через несколько минут они достигли Нижнего Уэзербери. Внимательно оглядели тенистую рощицу возле дороги. Цыган не было.

- Что ж! Лошади у нас резвые, и мы наверняка их нагоним, - заявил Оук. - С богом!

Впереди уже не слышно было стука копыт. Когда они выехали за пределы Уэзербери, убитая щебнем дорога стала более глинистой и мягкой, прошедший недавно дождь придал ей известную упругость, однако грязи не было. Они подскакали к перекрестку. Вдруг Когген остановил Милку и спрыгнул наземь.

- Ровнехонькие! - воскликнул Джан. - По следам видать, что полный галоп. Не диво, что нам ничего не слыхать. А лошадь в упряжке, взгляните-ка на колеи. Стойте! Да это наша кобыла, она самая!

- Старина Джимми Гаррис подковал ее на прошлой неделе, и я распознаю его ковку среди тысячи других!

- Остальные цыгане, видать, отправились раньше, либо другой дорогой, заметил Оук. - Вы здесь не приметили больше никаких следов?

Довольно долгое время они скакали в томительном молчанье. У Коггена был с собой старинный томпаковый репетир, унаследованный от какого-то именитого предка; репетир прозвонил час. Джан зажег вторую спичку и снова начал обследовать дорогу.

- Теперь это легонький галоп, - заявил он, отбрасывая горящую спичку. Здорово швыряет двуколку. Ясное дело, загнали кобылу спервоначалу. Ну, теперь-то уж мы их нагоним.

Вскоре они въехали в Блекморскую долину. Часы Коггена пробили два раза. Когда они вновь поглядели на дорогу, отпечатки копыт тянулись прерывистыми зигзагами, совсем как фонари вдоль улицы.